Экспозиции

Литературно-мемориальная экспозиция «Далекие зимние вечера»

в Доме, в котором провел детские годы актер, кинорежиссер и писатель В.М. Шукшин.

Экспозиция охватывает исторический период 40-50 гг. ХХ в. и повествует о детстве Василия Шукшина на литературной основе биографического цикла рассказов писателя «Из детских лет Ивана Попова» и воспоминаниям сестры писателя Натальи Макаровны, его друзей детства.

В доме отчима Шукшина, Павла Николаевича Куксина, семья прожила с 1941 по 1957 год.
В 1942 году П. Н. Куксин погиб на войне.

«Шла война, и начались для нас тяжелые времена. Голод и холод не покидали наш дом. Огород был маленький. Все было засажено картошкой, кукурузой и овощами. Ели жмых, сою, терли картошку и пекли оладьи – ландорики (тертая картошка с добавлением муки). Но у нас и муки-то не было. Мама шила, вышивала, ткала людям и себе, словом, что-то зарабатывала на картошку, муку, крупу. Меняли, что можно было еще поменять.

Выпадали у нас и праздники, когда мы стряпали пельмени. Но это было редко.

Была у нас телочка (в колхозе маме дали как премию). Мы ее вырастили, и корова Райка стала единственной нашей кормилицей.

В школе зимой мы занимались в стареньких фуфайчонках. Валенки у Васи были подшиты, но эта подшивка часто отлетала, и он перетягивал ее веревочкой. Я же ходила в домотканом платье (мамой вытканном и ею сшитом).

Писали мы на старых, пожелтевших от времени книгах (это были книги отчима) ручками-палочками, выломанными из травяного веника.

Зимы тогда были холодные, снежные. Бураны сменялись морозами, да такими лютыми — ничто не спасало: ни одеяла на окнах, ни тряпье на пороге у двери. Единственной нашей спасительницей была русская печка, которую надо было чем-то топить. Ходили за березняком в Талицкий остров (это по замерзшей Катуни километра три) поздно вечером. Рубить березняк было строго запрещено. Его охранял лесник. И не дай Бог, попадется кто ему!

Тяжкий труд, выпавший на долю мальчишек, не омрачил их детские годы. Они, хотя и рано повзрослели, все равно водили свои игры, озорничали в чужих садах и огородах…

Зимой Вася ходил с холщовой сумкой, в которой вместе с учебниками были бабки. Играли мальчишки после школы на льду замерзшей Катуни. Бывало, прибежит домой, где-то за час до прихода мамы с работы, вытряхнет сумку, учебники — в одну сторону, бабки — в другую и, довольный, считает, сколько бабок выиграл…

Книги к нему пришли как-то не сразу, они не были его увлечением с детских лет, и он резко сменил бабки на книги. Читал все подряд, без разбору.

Читал днем и ночью. Даже умудрялся читать при лунном свете или с жировухой…

В зимнее время мы залезали втроем на любимую русскую печку, ставили рядышком лампу. Вася ложился с краю, мама в середине, а я у стенки, и он читал нам. Злился, переживал, когда мы с мамой начинали засыпать, заставлял нас пересказывать прочитанное или сказать, на чем остановился. Но так как ни та, ни другая ничего не могли ответить — плакал.

Из воспоминаний Н.М. Зиновьевой

«Пусть это не покажется странным, но в жизни моей очень многое определила война. Почему война? Ведь я не воевал. Да, я не воевал. Но в те годы я был уже в таком возрасте, чтобы сознательно многое понять и многое на всю жизнь запомнить», — писал В.М. Шукшин.